Простите, я сейчас совсем не активный сетевой деятель. Все вокруг крутится-вертится, ровестники-друзья женятся, детей заводят, кто-то переезжает заграницу(работать, кстати, а не как раньше ), а мне совсем ничего из этого не надо и не хочется пока, но наблюдаю с интересом.
***
Во вторник ночью уезжаю в Германию на Всемирные Конные Игры, вернусь 8-го июня вечером. Надо будет за пару дней написать в журнал статью "ВКИ глазами российских конников" и еще и фоторепортаж. Денег обещают, но как я это делать буду - без понятия)))
***
Такую подлость узнала - хотела создать себе на торрентс.ру аккаунт под гей.порно, а то цивильный запалился, так вот обнаружила, что если у тебя меньше 100ГБ роздано и рейтинг меньше 1, то форум постоянно висит и не пускает. Вообще охренеть. У меня на основном аккаунте давно больше 100ГБ, я и не знала, что такая фигня есть. Что теперь делать - без понятия.
***
Начала писать кроссовер Железный Человек/Халк, но как-то застопорилась на пол пути, до отъезда теперь уже дописать не успею.
***
P.S. Сентябрина выложила четвертую главу "Даров не возвращают". Кто еще не читал - обязательно прочтите. Это лучшее, что я читала в слэш-фэндоме за последний год минимум, а то и больше. Невероятно потрясающий текст.
А я, кстати, болела за Турцию Исключительно потому, что если бы в финале Евро 2008 встретились Россия и Турция, это был бы аццкий лол Ну, видимо, их президент золотую рыбку поймать не смог. В отличие от нашего
СПН-щики, я думаю, все уже прочитали, тем более, текст вызвал столько споров, но мало ли. Вдруг есть те, кто отбился от общества? =))) Рекомендую.
"This Place is Haunted", автор ebolacrisis, переводчик windsor_tie, R, Дин, Сэм, Джон, ангстовый real-life. Именно тот винцест, который можно разглядеть в сериале. Безжалостный, горький и крайне реалистичный. Я бы сказала, что это лучший винцест, который я читала в переводе, а из авторских он проигрывает разве что "27 августа" Найи К и "Ловушке для Бога" Муди Флудер. Все чистейшее имхо и речь идет именно о том, что вижу в каноне я. Попадание почти в десятку.
Upd. Ччччерт, забыла еще один перевод того же переводчика. Определенно, с моей памятью что-то не в порядке. "Can't Look Back to See", автор essenceofmeanin, my OTP Джон/Дин, NC-17, жанр тот же, но в более позитивном цвете. (Ибо пейринг Джон/Дин определенно более потенциальный в плане временного счастья, чем винцест). У перевочика определенно шикарный вкус. =)
И, раз пошла такая пьянка, еще один текст:
"Каждый утопленник знает цвет моря", автор olivia j.h(имхо, автор самых пронзительных и болезненных винцестов в англоязычном фэндоме), переводчик in between days(на дайри переводчика можно найти еще несколько текстов этого же автора), R, винцест, ангст. Текст выворачивает душу.
Ничто не предвещало беды Я, как мега-супер-фанат Марвеловских комиксов, сходила на Халка. И теперь те крошки моего мозга, которые валялись по разным углам черепной коробки и не были обнаружены Торчвудом, окончательно доедены. Я нашла паритетный слэш-пейринг!!!! Офигеть!!! Я, которая всегда четко разделяет топов и боттомов. Возможно, правда, дело в том, что я не смогла запихать их обоих одновременно наверх и вниз. Так вот, о пейринге. Та-да-да-дам.... Тони Старк/Брюс Бэннер! (Ну, вы же понимаете, Железного человека я смотрела тоже ) И теперь я не могу отделаться о ярких картинок с их участием. И, представляете, на картинках не только НЦ-а! Там есть крохотные намеки на сюжет! Благо, Тони Старк эффектно появляется в конце фильма о Халке и простор для фантазии дает просто огромный. Черт возьми, вы только вспомните темперамент Старка и ярость Бэннера. Какоооой у них был бы секс Может, если не сойду раньше с ума, я даже напишу фик)) Маленький. Надо же дать какой-то выход моему имандженейшену.
Тони Старк:
Брюс Бэннер:
П.С. Хотя мне немного жаль, что роль, как это изначально планировалось, отдали не Эдриану Броуди , а Эдварду Нортону. Хотя Нортона я тоже люблю.
А Лив Тайлер, чтобы никому не было обидно, я, так и быть, заберу себе
"И в наихудшем из кошмарных снов Увидеть не посмел бы я, бедняга, Ту сцену, где Отелло любит Яго Во всех возможных смыслах этих слов!" (с) почти Шекспир
"Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я волшебник. И я взял и собрал людей и перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала." (с) Волшебник. (Евгений Шварц, "Обыкновенное чудо").
Какое счастье, что в ГП-фэндоме есть такие волшебники.
Они, способные выесть душу, поджечь и спалить ее дотла, дарят веру в любовь.
Название: Саррацения Автор: Nataliny Фэндом: Casino Lily Пейринг: Энтони Монте-Карло/Юри Магира Рейтинг: NC-17 Примечание: Саррацения – опасное хищное растение, питающееся насекомыми. От автора: В каноне история Юри Магиры показалась мне слишком уж надуманной и не соответствующей его поведению. Так что эта зарисовка - мой вариант)))
читать дальшеБольше всего он любил секс. Не томительное жаркое ожидание, называемое прелюдией, не неуклюжие попытки разговора, когда единственное, что хочется сделать – завалить и оттрахать всласть, не пьянящее чувство удачно проведенной охоты, а именно секс, грубый, напористый, безжалостный секс, когда телом вместо мозга командуют яйца, а функцию сердца выполняет член.
Он занимался им везде и повсюду, на столах для покера, уткнувшись лбом с рулетку, привалившись спиной к игровым автоматам. Он соблазнял старых знакомых, провоцировал случайных встречных, постоянно нарывался на то, чтобы его скрутили, ткнули мордой в подушку/стену/окно и выебали, наплевав на его удовольствие и комфорт.
Он и играть стал только ради взглядов, обжигающих, словно раскаленное железо. Они все смотрели на него, желали его, хотели разорвать на части, и лишь немногим из этих взглядов он был обязан своему «таланту» игрока. Они любили его, когда он выигрывал для них деньги, но этого было слишком мало. Они должны были ненавидеть его, яростно и страстно, только тогда они могли дать ему то, чего он так отчаянно хочет. Поэтому он проигрывал прямо у них на глазах, специально, не скрываясь, а потом стонал и хныкал под их разгоряченными телами в туалете казино, в лимузине, за углом, вздрагивая от безжалостных толчков длинных и толстых членов в его заднице, врывающихся в него, словно вражеские тараны. Ему выкручивали руки, заламывая их за спину и заставляя нагнуться, грубо тянули за светлые волосы, сдергивали обтягивающие брюки с круглой бесстыжей задницы и засаживали со всего размаху, лишь иногда заботясь о смазке. Он кричал, стонал, вертелся и сжимал и без того тесный зад, вынуждая и прося еще, еще, еще.
Некоторые из них потом пытались извиниться за чрезмерно грубое поведение – и он посылал их, орал и вопил, пока они не убирались к черту. Другие требовали, чтобы он возвращал им деньги натурой, и тогда не больше, чем через сутки, он исчезал из их жизни и никогда больше не возвращался. Но были и те, кто ничего не требовал, не угрожал и не плакал, они просто брали, что хотели, снова и снова вспахивая его маленькую задницу своими большими членами, зажимая рот и связывая руки. Бывало, что они трахали его по двое или по трое, тогда ему доставалось больше всего – пока он давился членом, запихиваемым глубоко в глотку ритмичными напористыми толчками, два других безжалостно разрывали его дырку, он дрожал крупной дрожью, из заполненного горла вырывались едва различимые хриплые звуки, но они не останавливались, в два члена орудуя в его заднице и не отпускали его до тех пор, пока каждый не выебет его минимум по два раза. После такого он часто валялся в отключке целые сутки, с широко разведенными ногами и стекающей по бедрам спермой, а когда приходил в себя и отмывался, следующую неделю он чувствовал себя прекрасно. Но через неделю, а то и раньше, все повторялось снова, а снова и снова.
Больше нытиков в постели он ненавидел только тех, кто пытался влезть ему в душу. Они все были одинаковые, выспрашивали, как же такой красивый, умный и милый мальчик дошел до такой жизни, и никого из них не устраивал ответ, что этот мальчик просто больше всего на свете любит еблю, что он тащится от огромных членов и безжалостных, грубых и сильных мужчин. Тогда он придумал легенду о Шодзи – она неизменно прокатывала, вызывая у слушателей жалость и сочувствие, которые отлично помогали ему пользоваться их услугами и крышей над головой, пока жажда не накрывала его снова и он не отправлялся в казино. Когда он рассказывал эту историю в первый раз, ему даже стало немножко стыдно перед Шодзи за то, что он использует его имя в такой ситуации и исключительно из похотливых, корыстных соображений, но успех и удобство такого рассказа быстро перекрыли стыд.
Ему льстило, что многие из его любовников, которые силой вырывали у него больше одной ночи, часто говорили ему перед тем, как уйти, что самое подходящее имя для него – Саррацения, а вовсе не Лилия, по кровожадности и ненасытности с которой не сравнится ни один цветок.
Он никогда не привязывался и не привязывал к себе – однообразие в сексе он ненавидел так же сильно, как и нытиков. Ему было нужно, чтобы острота ощущений не ослаблялась, чтобы каждый следующий раз возносил на новую вершину потного, обжигающего, мучительного наслаждения.
Он никогда не позволял удерживать себя силой. Трахать, разрывая на части и заставляя кричать от умопомрачительного коктейля страдания и наслаждения, да, но никогда – насильно заставлять оставаться рядом. Никакого постоянства, кроме регулярного секса, он не признавал.
Только Карло смог нарушить это табу, привязать к себе прочными, не рвущимися путами.
Но будь осторожен, Энтони Монте-Карло. За красивыми нежными лепестками Саррацении прячутся острые «зубки», и один раз попавшись, ты больше не сможешь освободиться.
Название: Компромиссы Автор: Nataliny Фэндом: Haru wo Daite Ita Пейринг: Като Йодзи/Иваки Кёске Рейтинг: NC-17 Жанр: Яойная мелодрама От автора: Сюжет погряз в порно, автор не виноват, он просто нечаянно увлекся. Примечания: Собственно, фик написан несколько месяцев назад на конкурс по творчеству Нитты. Если вы не читали мангу и/или не смотрели анимэ, герои могут показаться вам...эммм... слегка шибанутыми на голову. Впрочем, если читали, все равно могут. Без претензии на что-либо. Жанр говорит сам за себя))) Единственное - обвинения в ООСе, если такие будут, прошу аргументировать, ибо не согласна.
читать дальшеВсе вокруг говорили, что Като не способен хранить верность. В самом деле, какая может быть речь о верности, когда твоя профессия – секс перед камерами? Одна, вторая, третья, четвертый, пятый, шестая, седьмой – Като перестал считать партнеров, когда ему исполнилось девятнадцать. Он сходился и расставался без сожаления, и каждый брошенный им любовник чувствовал себя так, как будто это именно он принял решение о разрыве.
Като увлекся лишь однажды – она была помощницей режиссера, миловидной тоненькой брюнеткой, с длинными ногами и очаровательным маленьким ротиком. Она прекрасно танцевала, изумительно готовила и была неутомима в постели. И Като был счастлив, пока она случайно не наткнулась на него, зажимающего в углу молоденького актера. Он пытался все объяснить, но она не стала слушать. Да и что тут объяснять, когда твои пальцы измазаны в сперме, брюки с трусами болтаются в районе щиколоток, пуговицы от рубашки разбросаны по всему полу, а шея и грудь сплошь покрыты чередой красноречивых ярких пятен. Про Като говорили, что он прекрасный оратор, но в тот раз его красноречие не помогло.
Он позвонил ей на следующий день, через два дня оставил десяток сообщений, а через пять – отправился к ней домой. Через неделю он узнал, что она чуть не погибла от выкидыша, а спустя еще три дня – улетела из Токио.
Чувство вины оставило его через месяц, но Като все равно дал себе слово больше не увлекаться.
Он получал удовольствие от своей работы – и этого было достаточно. А если ему вдруг не хватало близости и тепла, всегда находилось множество желающих согреть его постель в неурочное время.
Так было, пока он не встретил Иваки.
Като захотел его с первого взгляда – Кёске был воплощением соблазна. При своей профессии он умудрялся оставаться таким же трогательно-невинным, какими, должно быть, являются четырнадцатилетние мальчики, поющие в церковном хоре.
Иваки был идеален – длинные стройные ноги, узкие бедра, округленный подтянутый зад, рельефная грудь, широкие плечи, четко очерченные пухлые губы, большие темные глаза и взгляд из-под густых черных ресниц, который буквально говорил «прошу вас, не делайте мне больно», и в тоже время молил «обоже-пожалуйста-возьми-меня-прямо-сейчас-я-весь-твой».
И за этот взгляд Като был готов продать душу.
Он затащил его в постель через неделю, а через десять дней поселился у него дома.
Като боготворил Иваки, восхищался им, вдыхал его, впитывал, целовал и облизывал до самых кончиков пальцев. Он занимался с ним любовью так нежно и бережно, как будто тот никогда не знал мужских ласк. Он дарил ему подарки – цветы, разные милые безделушки, вроде плюшевых мишек и мягких розовых кроликов, кольца, цепочки и прочие украшения, на которые порой тратил последние деньги. Он носил Иваки на руках, устраивал ему романтические вечера, возил на яхте в Голубую Лагуну, водил в ночные клубы. Он не отпускал его ни на шаг, сбегал со съемок, чтобы подсмотреть за его работой, устраивал абсолютно сумасшедшие сюрпризы, в ходе которых страдала вся мебель и домашняя утварь, до которой только можно было дотянуться, а потом вымаливал прощения за устроенный беспорядок, глядя на Иваки глазами побитой собаки – и тот все ему прощал.
Ночами же Иваки сводил его с ума – извивался под уверенными прикосновениями сильных пальцев, беспорядочно вскрикивал, подаваясь назад, прогибался в спине, запрокидывал голову, стонал жарко и жалобно, шептал, задыхаясь и дрожа всем телом, «о боже, Като…Като-о-о, пожалуйста, нн-ннн…, Като… Ооо, п-пожалуйста». А потом изворачивался, выползая из-под обессиленного любовника, и целовал его, господи, как он его целовал.
Като хватило на четыре месяца, а потом он сорвался.
Иваки как раз должен был быть на съемках нового телесериала - единственный проект, куда Като не взяли, несмотря на все уговоры. Кёске целую неделю убеждал его, что раздельная работа пойдет им только на пользу, раз они все время проводят вместе. В конце второй недели Като перестал дуться и признал его правоту – в самом деле, в присутствии Иваки он был не способен не то что играть, он даже собственные реплики забывал.
Като как раз собирался пойти домой, когда к нему подошел Мей – новый партнер по съемкам – стрельнул подведенными глазами и предложил вместе выпить.
Мей был хрупким крашеным блондином с нежными, почти женскими чертами лица, круглой попкой, совершенно блядским поведением – и он совершенно не походил на Иваки. Они даже не вышли из студии – Като разложил его прямо на столе, заткнул рот цветным галстуком, сковав руки смотанной на локтях рубашкой и коленом широко раздвинув ноги. Мей протестующее мычал и извивался, но Като не обращал на это никакого внимания, сминая в ладонях упругие ягодицы и оставляя кровоподтеки на бедрах.
Като сам не знал, что в нем столько всего скопилось – бунтарская ярость, бесконтрольная страсть, все тщательно сдерживаемые эмоции, которые ежедневно находили выход раньше, и которым перестало хватать место в жизни Като, когда появился Иваки.
А теперь все плотины прорвало – и Като шагнул навстречу урагану собственного сводящего с ума желания. Он велел Мею замолчать, а когда тот не послушал, продолжая мычать и мотать головой в попытках освободиться, Като вытащил из брюк широких кожаный ремень и выпорол его. Сильно, страстно и со вкусом.
Ремень опускался на маленькие ягодицы со звонким шлепком, и Като наблюдал, как они покрываются красными полосами и сжимаются в предвкушении следующего удара. Мей уже не стонал – только всхлипывал тихонько, когда череда ударов сыпалась подряд на одно и то же место горящей огнем задницы.
А Като наказывал его – за то, что пришел сегодня на съемки, за то, что не дал ему спокойно уйти домой, за то, что Иваки сегодня так далеко, за то, что он сам не смог удержать себя в уезде, за то, что его округлый припухший зад разительно отличается о крепких ягодиц Иваки, за то, что Като никак не может остановиться, за то…
Он выпустил ремень, когда Мей пронзительно вскрикнул и обмяк, распластавшись по столу и безвольно разведя ноги еще шире. В штанах у Като было мучительно тесно, во рту - сухо от сводящего все тело желания, а пальцы мелко подрагивали от нетерпения, пока Като расстегивал крупную молнию на джинсах. Он наклонился, просунул руку Мею между ног и мазнул кончиками пальцев по поверхности стола, собирая на них белесую жидкость.
- Грязная маленькая сучка, - нараспев протянул он, проталкивая сложенные лодочкой пальцы в узкий выпоротый зад. Крепко сжатые мышцы не желали поддаваться, Като толкнулся еще несколько раз, а потом терпение снова закончилось – и он крепко шлепнул Мея раскрытой ладонью, заставляя его подпрыгнуть и зашипеть от боли. И еще. И еще раз.
Мальчик уже был не в состоянии сопротивляться – да и кто смог бы сопротивляться напору Като, когда тот набрасывается на тебя, как изголодавшийся по добыче хищник, и терзает, мучает с таким восторгом и упоением, что невольно завораживаешься зрелищем и упускаешь момент, когда сопротивляться становится уже слишком поздно. И совсем не хочется, несмотря на всю грубость и напор, несмотря на то, что о жестких деревянных стульях придется забыть минимум на неделю, да и о мягких – дня на три, не меньше.
Като не был нежен – нежность он бережет для Иваки – он просто протянул руку, схватил Мея за крашенные белесые волосы, потянул на себя, заставив выгнуться и запрокинуть голову – и овладел. Втиснулся яростно и неотвратимо – плевать он хотел на смазку, на задницу Мея и на чертово трение – толкнулся раз, впихнул головку внутрь, растягивая сжатый проход.
Плоть расступалась неохотно – тугая и горячая, но Като не прекращал давить – сильнее-сильнее-сильнее – пока не вошел до конца. Как поршень в цилиндр – стремительно, с неотвратимым напором. Горячо, тесно, и хнычущие жалобные звуки как музыка для ушей.
Като чувствовал, как Мей дрожит вокруг его члена, как отчаянно сжимается и скребет ногтями по поверхности стола, в попытках уцепиться хоть за что-нибудь. Слышал, как тяжело он дышит, пытаясь приспособиться. Чувствовал, как пытается мотать головой, а бьется, словно пойманная птица, и заводился-заводился-заводился. А потом еще крепче вцепился в светлые волосы – и отымел. Грубо, сильно, размашисто, резко отстраняясь и с силой втискиваясь обратно, в эту маленькую сжимающуюся дырочку, покрасневшую и практически не растянутую.
У Мея из глаз текли слезы – слишком сильно, прекрасно и страшно, так много и так сразу, что совершенно невозможно терпеть.
Като вытряхивал из него душу, вынимал вместе с сердцем, и Мей кончал под ним, захлебываясь стонами, давился искусанной тряпкой, а тот ничего не замечал – только видел перед глазами тонкую изогнутую спину с родинкой чуть повыше правой лопатки – спину Иваки, узкие округлые бедра, такие соблазнительные, что невозможно удержаться и не провести по ним пальцами, а затем и языком – бедра Иваки, мягкие шелковые волосы, черные, как смоль, которые так приятно перебирать после занятий любовью – волосы Иваки. Като сходил с ума, бился в агонии – но все равно не мог сбежать – Иваки жил у него внутри.
И сразу не очнулся, когда скрипнула дверь, только зарычав и излившись в измученное тело, поднялся и оглянулся, встретившись взглядом с глазами из своих грез. И выражение этих глаз было сбывшимся кошмаром.
Иваки даже не сказал ничего, только подался чуть-чуть вперед, неверяще протянул руку, а потом стремительно развернулся и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Като бросился за ним раньше, чем успел осознать, что произошло, но чертовы джинсы, спущенные лишь до колен и сковавшие ноги – не пустили, и он закрутился, растянулся на полу, лишь в последний момент успев подставить руки.
А потом Като осознал. Потянул себя за волосы, стукнулся головой об пол, пытаясь избавиться от кошмара – но кроме шишки на лбу ничего не изменилось.
Ему хотелось съежиться до точки, стать таким маленьким, чтобы масштаб происшедшего просто не смог уместиться у него в голове. Он обещал больше не увлекаться, обещал не усложнять себе и другим жизнь, но Иваки был таким восхитительным, таким желанным, и Като так сильно хотел получить его всего – целиком, полностью, насовсем, навсегда, что сдержать обещание было совершенно невозможно. А сейчас Иваки нет рядом, а Като изо всех сил старается не представлять, что почувствует, если его не будет рядом больше никогда.
Он оделся торопливо, путаясь в молниях и застежках, вымыл лицо и руки, и глянул на последок, прямо в глаза. Сдержался, не отшатнулся, увидев там вместо вполне ожидаемого торжества скрытое сочувствие и взгляд, полной жалости – «он не простит тебя, Като. Только не он и только не тебя».
Иваки был дома. И этого почти хватило Като для счастья – не ушел, не сбежал, не оставил меня, мой прекрасный, Иваки, душа моя. Он уже почти поверил, когда Иваки поднял на него глаза. Но не посмотрел толком, просто мазнул взглядом, как по пустому месту, аккуратно складывая в чемодан сложенные рубашки. И это было хуже пощечины, хуже истерик, хуже крика – лучше бы он орал, рвал и метал – Като бы мог видеть, что ему не все равно, а так…
Като не умел просить прощения, никогда не умел – зачем, если не чувствуешь себя виноватым? Но сейчас он чувствовал, хотя даже если бы и нет – Иваки нужно было удержать. Он был такой спокойный, холодный и отстраненный, что Като просто не мог на это смотреть. Иваки – его Иваки – никогда не бывал так безучастен в его присутствии, он весь буквально светился, искрился, источал желание. А сейчас даже не обернулся, когда Като обнял его, прижимая к себе. Лишь дернулся, словно от холода, и продолжил собирать чемодан.
Като провел носом гладкой по шее, вдыхая чуть сладковатый запах, и присосался жадно, напористо, оставляя на коже яркие отметины. А потом зализал их языком, беззвучно извиняясь. Он терся носом о мягкие волосы на затылке, и обнимал все крепче и крепче, не замечая, как мелко и судорожно трясутся его руки. Ну же, Иваки, ответь мне…
Иваки дернулся еще раз, вывернулся из обнимающих кольцом рук и посмотрел холодно из-под прикрытых ресниц.
- Ты… пахнешь им, Като-сан.
Сказал, развернулся и ушел. А Като отпустил. Знал, что нельзя, но не отпустить не мог.
А потом начался ад.
Он встречал Иваки в студии – и слышал лишь безликое «доброго дня, Като-сан», сталкивался с ним на конференциях – и в ответ на умоляющий взгляд получал «разрешите пройти, Като-сан», Иваки был все время рядом, на виду, но в то же было совершенно невозможно дотянуться до него и сделать все те неприличные-сводящие-ледяного-Иваки-с-ума вещи, которые ему так нравилось делать. И Като впервые не знал, что ему предпринять, чтобы получить желаемое.
Он испробовал все свои фирменные приемы по затаскиванию предметов обожания в постель, даже те, на которые ранее было жалко сил, но ничего не помогало. Он подкарауливал Иваки после работы с огромным букетом белых роз, приезжал встречать его на лимузине, переодевшись водителем, проводил ночи у него под окнами, даже уговорил Шимидзу поговорить с Иваки, но все было без толку – Иваки и раньше то никогда не покупался на ухищрения Като, а теперь у его попыток тем более не было шансов.
В конце концов Иваки просто надоели постоянные преследования Като – и он нанял себе охранников, не дававших подойти к нему ближе, чем на несколько метров. Безусловно, если бы Иваки сделал так еще две недели назад, Като был бы только рад, но только не сейчас, когда термин «сумасшедшие фанаты» включал в себя и его тоже.
Като уговаривал самого себя забыть Иваки, ходил по барам и ночным клубам, снимал поочередно то мальчиков, то девочек – темноволосых, высоких и стройных, - но чем дольше это продолжалось, тем яснее Като осознавал, кого именно – о, черт возьми, - ему не хватает.
А Иваки был несносным, непоколебимым и чертовски безжалостным. Он появлялся на всех мероприятиях, куда приглашали Като, и выглядел так соблазнительно и в то же время невинно, что Като не мог смотреть никуда, кроме как на него, он даже говорить ни о чем не мог, а на последней конференции стоял перед камерами, позорно открыв рот, и пожирал Иваки глазами, не обращая внимания на ставшие чересчур откровенными вопросы журналисток.
Менеджер говорил Като, что пресса начала подозревать его в слабоумие, друзья говорили Като, что коллеги начали подозревать его в импотенции, даже любимая собака Като подозрительно обнюхивала его, прежде чем впустить в дом.
Про Като говорили, что он не способен любить, но в упорстве ему никто не отказывал.
Прошло три недели, прежде чем ему удалось поговорить с Иваки. И хотя разговор скорее напоминал монолог и длился не более пары минут, это уже можно было считать достижением – начало было положено.
Като старательно пытался обставить все, как случайность, даже одел спортивный костюм и пробежал пару кругов вокруг дома Иваки, чтобы выглядеть размятым. Естественно, Иваки не купился – да и кто бы поверил в то, что кому бы то ни было, пусть даже самому сумасшедшему и сумасбродному человеку на земле, внезапно безо всякой причины захотелось совершить утреннюю разминку в пятнадцати милях от собственного дома? Но, тем не менее, Иваки закончил пробежку не меняя маршрута, всю дорогу выслушивая сбивчивые извинения и судорожное дыхание между ними.
В следующий раз Като приехал на велосипеде.
Иваки не прекращал бегать, а Като не прекращал говорить. Он рассказывал Иваки о своей собаке, о своем менеджере, о своей сестре и о ее муже, об отце и о матери, о любви к работе и о друзьях, о забавных маленьких попугайчиках, которых очень любил в детстве, и о мохнатом тарантуле, которого ради шутки подложил секретарше на стол.
Он продолжал говорить до тех пор, пока Иваки не остановил его и не спросил:
- Что тебе нужно от меня, Като-сан?
Като протянул руку в попытке прикоснуться, но поймал ладонью лишь прохладный воздух. Иваки отошел в сторону, упрямо вздернув подбородок.
- Нет, просто… ответь.
Като замялся, жалобно глядя на Иваки, но тот лишь отвел взгляд, пряча замерзшие пальцы в карманы.
- Я не…
- Если не знаешь, Като-сан, дай мне уйти.
Като снова дернулся в сторону Иваки, ловя его в кольцо рук и прижимая к груди. Втянул тонкий запах цветочного шампуня и попытался проглотить ставший невероятно большим комок в горле.
- Нет! Я… знаю. Ты. Тот, кто мне нужен, Иваки.
Иваки не отстранился, но и не придвинулся ближе. Просто стоял неподвижно, глядя на Като из-под опущенных ресниц.
- Зачем? Кто я для тебя, Като-сан?
- Иваки, пожалуйста...
- Что «пожалуйста», Като-сан? Что еще ты хочешь забрать у меня? Говори!
И Като стал говорить. Он говорил о том, как он сожалеет и как сильно раскаивается, говорил о том, что почувствовал, когда на секунду представил, что Иваки больше не будет в его жизни. Он умолял Иваки не прогонять его, клялся, что это больше никогда не повторится, что он больше никогда не причинит Иваки боли. Он рассказывал о том, что совсем-совсем без Иваки не может и увлеченно рисовал все блага, которыми будет окружен Иваки, лишь только вернется к нему. Като сам не заметил, как слезы ручьем покатились по его лицу. Он продолжал говорить и говорил до тех пор, пока вместо слов из его рта стали вырваться лишь глухие рыдания, перемежающиеся со словами «прости» и «Иваки».
Домой они вернулись вместе. Он не хотел отпускать Иваки ни на шаг, постоянно держал его за руку, пытаясь найти еще какой-нибудь повод для прикосновений. Като даже не пустил Иваки за вещами, поручив это дело помощнице.
А Иваки почти никак не реагировал, только улыбался отстраненно, или слегка кивал головой, будто задумался о чем-то, что не дает ему покоя. Като все больше и больше беспокоился, поэтому когда Иваки попросил дать ему пару минут, он отпустил его с неохотой, а сам незаметно попытался последовать за ним.
- Ты такой нетерпеливый, да? Я же просил тебя подождать. Хотя… можно и так. Ложись, - Иваки указал ему на расстеленную кровать.
- Иваки, что ты…
- Тшшш. Ложись, Като.
И Като лег, растянувшись на кровати, с подозрением поглядывая на любовника.
А что он еще мог сделать? Иваки тааак на него смотрел. Он буквально пожирал глазами каждый участок его тела, не ласкал даже, а именно пожирал, жадно, яростно, нетерпеливо. Словно хотел наброситься на него прямо сейчас, но почему-то сдерживался.
Иваки приказал ему раздеться – Като разделся, Иваки приказал ему закрыть глаза – Като закрыл. Иваки приказал ему лежать тихо и не дергаться, пока он застегивал на запястьях и лодыжках Като жесткие наручники – где только взял? – Като послушался. Като смолчал даже тогда, когда Иваки затянул на его глазах непроницаемую повязку. Но когда через несколько минут горячее тело Иваки опустилось прямо на него, Като, не удержавшись, вскрикнул и заерзал, пытаясь еще сильнее почувствовать желанное тело.
- Тшшш… Не торопись, - прошептал Иваки, а потом наклонился и поцеловал Като. И не так, как всегда, робко и бережно, а так, как будто хотел Като был прохладной рудниковой водой, а Иваки – умирающим от жажды.
Като слегка стушевался от такого напора, а когда пришел в себя, вместо проворного языка Иваки его рот был заполнен обтянутым в кожу шариком, ремешки от которого Иваки затягивал у него на затылке.
- Вот так… Почти готово.
Като изо всех сил напрягал слух, пытаясь понять, чем же занят Иваки, но слышал только тихое шуршание, даже приблизительное расположение которого он определял с трудом. Ждать было мучительно трудно. И вместе с тем Като хотел, чтобы это ожидание продлилось дольше.
Иваки действовал неторопливо и со вкусом, но не нежно, нет, совсем не нежно. Тонкие пальцы сначала погладили, а потом резко выкрутили кожу на груди, рядом с соском. Он пробовал тело Като с расчетливой неторопливой жестокостью, перемежая поцелуи с укусами, то отдаляясь, то снова вжимаясь в него всем своим телом.
И Като сходил с ума, таял, извивался, терял терпение и бился под прикосновениями Иваки. Его член болезненно пульсировал и терся об живот, но этого было чертовски недостаточно. Он хотел, чтобы Иваки сейчас же что-нибудь сделал, отсосал, подрочил, или трахнул уже, наконец, но только чтобы прекратил так неумолимо и методично распалять его желание все больше и больше, не давая ему выхода.
Когда Иваки наконец взял в рот, Като уже был готов на все. Если бы Иваки вынул кляп – он бы принялся безостановочно умолять, угрожать и ругаться, только бы Иваки сделать хоть что-нибудь.
Като никогда не думал, что его Иваки умеет делать минет так. Его невинный, скромный Иваки, несмотря на очевидно связанную с сексом профессию, представлялся в глазах Като чуть ли не девственником, небесным созданием, которое нужно всему учить, ласкать и оберегать.
Но этот Иваки был совсем не такой. Он мертвой хваткой вцепился в бедра Като, не давая ему проявлять инициативу, а своим языком вытворял такое, от чего Като то приглушенно хныкал, то вскрикивал, то сдавленно мычал через кляп. Иваки посасывал головку, перекатывая ее на языке, всасывал в рот нежную кожу за яичками, облизывал и водил зубами по всей длине, заставляя Като беспомощно дрожать. Като сказал бы, что это лучший минет в его жизни, если бы Иваки дал ему кончить. Но тот не давал. Отстранялся в самый последний момент, оттягивал назад мошонку и дышал, жарко и влажно дышал, пока Като бился под ним, невнятно бормоча ругательства.
Когда Като начал думать, что сойдет с ума, крепления, удерживающие его руки, не выдержали напора, и Като прыгнул вперед, хватая Иваки за волосы и прижимая его спиной к высокой спинке кровати. Повязка и кляп полетели на пол, а рот Като жадно впился в губы Иваки, кусая, целуя, подчиняя. Иваки беспомощно вскрикнул, когда Като укусил его за шею, вздернул за бедра и усадил на себя, одновременно толкаясь бедрами вперед. Иваки выгнулся, давясь криком, но Като лишь сильнее впился пальцами в его бедра, входя в него с какой-то сумасшедшей скоростью. Он рычал и ругался, заглушая тонкие вскрики Иваки, и продолжа целовать его – в грудь, в плечо, в челюсть, в губы, почти кусая и оставляя повсюду свои отметины. Иваки бился в его руках, дергался и мотал головой, а потом, громко закричав, обмяк, и Като хватило всего пары резких, глубоких толчков, чтобы последовать за ним.
Когда оргазм чуть отпустил, Като сильнее прижал к себе Иваки, уткнувшись лбом ему в грудь.
- Иваки, я не знаю, что…
- Достаточно, Като? Так тебе достаточно…
Недоговоренное «меня» беззвучно повисло в воздухе.
Author: johanirae Title: - I’ll always hate you for that Torchwood Comic One-shot - 6 pages Character - Ianto/Jack, Ianto/Owen unrequited Rated: PG Warning: slash and angst. ... hints of Spoilers from Fragments. Disclaimer: Does not own Torchwood nor its characters.
Author: johanirae Title: Too late Torchwood art - Jack/Ianto Rated: PG Warnings for implied violence and angst Disclaimer: Does not own Torchwood nor its characters.
Я счастливый грузчик на каблуках обладатель философского камня гигантской и прекрасной книжки Драконья Заводь
Угадайте, какой из этих:
Вот:
Содержание: "Неодолимый Яд", автор Rhysenn, перевод SwEv; "Драко во Тьме", автор Plumeria, перевод Daarhon; "У твоих ног", автор Cinnamon, перевод Daarhon.
Еще раз спасибо Дархону за наше счастливое детство проделанный труд, который явно того стоил
Все не устану рекламировать совершенно потрясающие фики http, от которых невозможно оторваться. Как и всего хорошего, их никогда не бывает много. Обычно, наоборот, мало. Приквел к "После Седьмой", но написанный позже и рекомендуемый к прочтению после. "Седьмой круг", R, action, драма, ЛМ/СС, ДМ/СС, Антонин Долохов/?, МФ/ДМ. (самые нетерпеливые могут найти весь текст на дневнике у автора). Must read, однозначно. И не забывайте про отзвывы
Слэш-ориджинал, спаливший мой мозг дотла. Обалденно написанный, и с таким уровнем эмоционального накала между героями, что невозможно отвлечься от текста вообще никак. "Даров не возвращают"(в шапке ссылки на первые две части), автор Сентябрина, NC-17, фэнтези, романс, драма. Горячо рекомендую к прочтению абсолютно всем. Крышесносный текст.